Божественная сила - Страница 55

— Рекламный агент!

— Угм, — отстраненно сказала она, словно не желая разговаривать. — Когда я была стриптизеркой.

— Когда ты была КЕМ?!

— Когда я выступала со стриптизом в цирке Борш.

Эд Уандер подскочил на месте и выпучил глаза.

— Послушай, — в отчаянии произнес он. — У меня что-то со слухом. Я могу поклясться, что ты сказала, будто выступала в стриптизе в цирке Борш.

— Угм, обними меня снова, Эдвард. Это было до того, как мой отец спас меня и привел в Элизиум.

Эд понял, что лучшее, что он может сделать — это переменить тему разговора. На какую угодно другую. Но он был не способен. Не больше чем он был способен перестать раскачивать языком шатающийся зуб, как бы это ни было больно.

— Ты хочешь сказать, что твой отец позволил тебе выступать в стриптизе, в цирке Борш или где-нибудь еще?

— О, это было до того, как он стал моим отцом.

Эд Уандер закрыл глаза. Он отказывался что-либо понимать.

Нефертити быстро собрала все вместе.

— Я сирота и с детства была вроде как помешана на том, чтобы попасть в шоу-бизнес. Так что я сбежала из приюта и наврала про то, сколько мне лет. Мне было пятнадцать. Ну и в конце концов я получила работу в труппе, которая давала настоящие представления живьем. Меня записали, как Скромницу Нефертити, девочку, которая краснеет с головы до ног. Но дела у нас шли неважно, потому что кто сейчас хочет смотреть живые представления, когда самые хорошие вещи показывают по телевизору? Ну, короче говоря…

— Чем короче, тем лучше, — пробормотал Эд.

— …отец меня спас. — Ее тон был извиняющимся. — Это был первый раз, когда я слышала, как он говорит в гневе. Затем он привез меня сюда и вроде как удочерил.

Эд не спросил, что значит «вроде как удочерил». Он сказал:

— Первый раз, когда ты слышала его говорящим в гневе? Что он сделал?

— Уфф, — поежившись, сказала Нефертити, — он… сжег дотла помещение ночного клуба. Вроде как, уфф, удар молнии и…

Эд с большим трудом вернул свои кружащиеся мысли к данному времени и месту. Он просто обязан был использовать предоставившуюся возможность. Он не мог сидеть и трепаться, когда ему такое рассказывали.

— Послушай, — сказал он твердо, отнимая у нее руку и полуобернувшись, чтобы смотреть на нее серьезно и важно. — Я пришел сюда не только чтобы повидаться с тобой.

— Разве? — в ее лице была обида.

— Ну, не совсем, — торопливо сказал Эд. — Правительство поручило мне очень важную работу, Нефертити. Очень ответственную. Часть моих обязанностей состоит в том, чтобы выяснить… ну, узнать побольше о твоем отце и этом его движении.

— Замечательно! Тогда тебе придется проводить много времени здесь, в Элизиуме.

Эд удержался от энергичного «никоим образом!» и сказал:

— Для начала: я немножко путаюсь в этой новой религии, которую распространяет твой отец.

— Но почему, Эдвард? Она очень проста. Отец говорит, что все великие религии очень просты, по крайней мере, пока их не извратят.

— Ну, например, кто такая эта Всеобщая Мать, о которой вы всегда говорите?

— Как это кто? Ты, Эдвард.

11

Прошло много времени, прежде чем Эд Уандер снова открыл глаза. Он медленно произнес:

— У меня по-прежнему такое впечатление, что каждая вторая фраза в этом разговоре пропущена. Во имя Магомета, двигающего горы, о чем ты говоришь?

— О Всеобщей Матери. Ты — Всеобщая Мать, я — Всеобщая Мать. Эта крошечная птаха, что поет за окном — Всеобщая Мать. Всеобщая Мать — это все, Всеобщая Мать — это жизнь. Так объясняет отец.

— То есть, это что-то вроде Матери-Природы? — переспросил Эд с видимым облегчением.

— В точности как Мать-Природа. Всеобщая Мать трансцендентна. Мы, пилигримы на пути в Элизиум, не настолько примитивны, чтобы верить в, ну, бога. В бога-индивидуума, бога-личность. Если мы должны прибегать к этим терминам, а мы должны, чтобы распространить наше учение, то мы используем Всеобщую Мать как символ жизни в целом. Отец говорит, что женщина была первым символом мужчины в поиске духовных ценностей. Тройственная Богиня, Белая богиня были почти универсальны в ранних цивилизациях. Даже в современности Мария почти обожествлялась христианами. Обрати внимание, что даже атеисты ссылаются на МАТЬ Природу, а не на ОТЦА Природу. Отец говорит, что религии, которые унизили женщину, как это сделало мусульманство, достойны презрения и неизменно реакционны.

— О, — сказал Эд Уандер. Он жестоко поскреб свой подбородок. — Похоже, вы, ребята, не такие психи, как я сначала подумал.

Нефертити Таббер не слышала его слов. Она наморщила лоб, напряженно размышляя.

— Пожалуй, мы сможем занять тот коттедж за лабораторией, — сказала она.

Важность сказанного ею не сразу дошла до Эда.

— Лаборатория? — переспросил он.

— Угм, где доктор Ветцлер работает над своим лекарством.

— Ветцлер! Но это ведь не…

— Угм, Феликс Ветцлер.

— Ты хочешь сказать, что Феликс Ветцлер сидит в этой глуши… то есть, в этой маленькой общине?

— Конечно. Они там заставили его работать над пилюлями, от которых у женщин начинают виться волосы, или что-то в этом роде. Он возмутился, бросил все и приехал сюда.

— Феликс Ветцлер работает здесь! Гром и молния! Самый знаменитый… Над каким лекарством он работает?

— От смерти. Мы можем занять соседний с ним коттедж. Его закончат через день-другой. А…

Эд Уандер вскочил на ноги, как ужаленный. До него наконец дошло, о чем она говорит.

— Послушай, — торопливо сказал он. — Я уже говорил, что получил важное правительственное назначение. Мне нужно повидаться с твоим отцом.